2016. gada 30. marts

О происхождении нигилизма

"... мышление по правилам только тогда может претендовать на роль суда в последней инстанции, когда сперва установлено, что тем, что' по законам "логики" должно считаться "правильным", исчерпывается все мыслимое и все требующее осмысление и все заданное мысли как задача."
М.Хайдеггер, "Европейский нигилизм"

В ноябре прошлого года я случайно открыл работу М.Хайдеггера "Европейский нигилизм", и, зацепившись за описание картезианского переворота, полностью в ней увяз. В конце концов я решил ее перечитать с самого начала. Тогда же в ноябре родилось небольшое эссе "Мартин Лютер и Рене Декарт". Теперь появилась возможность развить поднятую в эссе тему. Речь идет о восприятии революционного переворота Лютера-Декарта как попытку отменить метафизику. Макс Вебер писал, что Мартин Лютер, несмотря на призывы вернуться к истокам христианства, фактически отодвинул церковь в жизни христианина на второй план. Здесь нужно учитывать, что Рене Декарт родился через 48 лет после кончины Мартина Лютера. Живя в католической Франции, он, тем не менее, вполне мог проникнуться протестантской идеей о предоставлении человека самому себе и довести ее до логического конца, превратив его в субъекта. И также, как в христианстве, где образцом религиозного фанатизма стали протестанты-пуритане, метафизическая дистрофия сопровождалась фактическим расцветом новоевропейской философии. Кант, Гегель, Ницше и т.д., и т.п. Перед новоевропейскими философами открывалась новая картина мира, формировавшаяся за счет постоянного сужения метафизического горизонта. Хайдеггер называет Ницше последним новоевропейским философом. Но мне кажется, он сильно сузил рамки понятия "новоевропейское мышление". Список можно было бы продолжить до Абырвалга и подробного описания повадок бабуинов как образца организации человеческого общества. Продолжить список мешает дискретность новоевропейской картины мира, распавшейся на тысячи комиксов, в которых шагающий семимильными шагами научно-технический прогресс мирно соседствует с десятками миллионов жерт, не вызывая у современника когнитивного диссонанса, что также можно считать достижением научно-технического прогресса в области фармацевтики. Кстати, поэтому борьба с распространением наркотиков кажется бесперспективной. А чем другим тогда закрывать этот метафизический разрыв нашему современнику?

Но, по большому счету, здесь нет никакой проблемы. Потому что само наличие проблем зависит от перспективы наблюдателя. Перспектива новоевропейского субъекта нам хорошо известна. Именно с этой точки зрения Ницше разглядел кончину христианского бога. Он разглядел его смерть в мире "объективной реальности", сконструированной из дедуктивного Лего картезианства. Иванов огляделся вокруг и, не обнаружив ни одного Иванова, пришел к выводу, что Иванов - всего лишь миф для утешения тех, кто не в силах посмотреть истине в лицо. "Все усилия и предприятия, все начинания и действия, все жизненные пути, все устремления, все "процессы", короче, все "становление" не ведет ни к чему, не достигает ничего, а именно ничего в смысле осуществления тех безусловных целей." (М.Хайдеггер, "Европейский нигилизм")

    Попробуем ему ответить в рамках "объективной реальности", внеся небольшую поправку - рассуждения с позиции "субъекта" похожи на жалобы трехлетнего ребенка, не находящего смысла в надевании варежек и шапочки холодным декабрьским утром. Ты можешь не надевать варежки и шапочку, но в "объективной реальности" это будет иметь вполне предсказуемые последствия. "Ну и пусть, - восклицает Ницше, - я готов пожертвовать собой для достижения истины." И вот через какое-то время мы обнаруживаем себя погруженными в эту самую истину по самую макушку. И все, вроде бы, идет нормально, кроме одного нюанса - происходит демографическое сокращение носителей данной "истины". То есть они просто вымирают как мамонты. Картезианская истина оказывается генетическим отклонением, отторгаемым в процессе эволюции. Торжество социал-дарвинизма на уровне отношений социумов, а не отдельных особей. В конкуренции социумов побеждает тот, где больше развита солидарность его членов. То есть новоевропейский субъект может достичь самого высокого поста на самом большом и современном океанском лайнере, но называться он будет "Титаник".

И можно было бы с шелдоновским устало-снисходительным выражением лица наблюдать за всем этим позитивистским ребячеством, если бы не одно "но". Современные игрушки этих взрослых детей делают вполне реальной перспективу не дождаться тех времен, когда мать-природа расставит все на свои места. Ситуация достигла того уровня, когда субъект в состоянии отморозить уши не только себе, но и тем, кто себя таковым не считает. Средневековая чума сегодня уже кажется легким насморком человечества. И что в этой ситуации угнетает еще больше - отсутствие какой-либо рефлексии по этому поводу. Все дружно занимаются модернизацией, покраской и перепланировкой "Титаника". И чем ближе айсберг, тем громче звучит музыка. Сегодня уже не так сложно представить в качестве египетских пирамид нашей цивилизации одинокий суперкомпьютер в бункере Скалистых гор, тысячелетиями просчитывающий миллионы вариантов партий игры го.

    Но проблема не ограничивается только отсутствием рефлексии. Призывы задуматься над сложившейся ситуацией тут же записываются в форму проявления пещерной архаичности, примитивности, попыток реванша жалких неудачников. При этом не замечают, насколько примитивно сегодняшнее восприятие всего, что связано с человеком и отношениями между людьми. В этой области современная цивилизация скатилась к уровню каменного века. Так, например, Кант заявляет, что человечество не нуждается в каком либо внешнем надзирателе в виде бога, чтобы реализовывать моральные законы. Но где в современных этических нормах та часть, которая заменяет христианскую заповедь всепрощения? Как освободить человека от всепоглощающей жажды мести без веры в высший суд? И это только один вопрос из тысячи, которые можно задать современным моралистам.

Nav komentāru:

Ierakstīt komentāru