Как слово наше отзовется... (продолжение)

Начало

"... фактическое развитие доказало, что позитивизм вообще не в состоянии провести в жизнь свою программу и в высокой степени рискует быть втянутым в повседневную политику. В стремлении не давать самой политико-экономических оценок наука признала цели, которые устанавливают государство и политические властные группировки... в общем преодолении позитивистских предубеждений является важной предпосылкой того, что наука вновь обретает силу, устанавливающую порядок."                 Вальтер Ойкен, "Основные принципы экономической политики"

    Мне не раз приходилось обращать внимание на небрежность экономистов при использовании вербальных выражений для описания экономических явлений. Можно, конечно, списать на то, что экономисты вкладывают другой смысл в привычные нам слова, абстрагируясь от общепринятого смысла. Но кажется, что как раз попытка абстрагироваться от первоначального смысла является главным препятствием на пути понимания происходящего вокруг.

    Обратимся к недавно изданной книге "Охота на дураков: экономика манипулирования и обмана" ("Phishing for Phools: The Economics of Manipulation and Deception") двух лауреатов нобелевской премии Роберта Шиллера и Джорджа Акерлофа. Тема, которой посвящена книга, сегодня актуальна как никогда. Стремление одурачить ближнего в последнее время достигло в обществе уровня эпидемии. Ее апогеем можно считать разразившийся скандал вокруг Фольксваген - торговой марки, ассоциировавшейся с немецким качеством и надежностью. Слоганом лидера автомобилестроения был "Das Auto" - "Автомобиль". То есть автолюбители покупали не престиж или мечту, а средство передвижения. Если на махинациях был пойман сам Фольксваген, то можно представить, что творится в других компаниях.

Как слово наше отзовется...

 В заголовке использована строчка из стихотворения Тютчева:

Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется...

Ей созвучна мысль Константина Сонина, высказанная им недавно у себя в блоге:

"Ещё ни разу не побывав в Чикаго, я не раз участвовал в обсуждениях – стоило ли Милтону Фридману и Арнольду Харбергеру, выдающимся академическим экономистам, помогать советами диктаторам разной степени кровавости. С одной стороны, понятно, не надо, с другой – если спрашивают твоего профессионального совета, почему его не давать? Профессиональный совет, предположительно, один и тот же независимо от того, кому ты его даёшь."

    Что общего у русского поэта XIX века и русского экономиста XXI века? Они оба воспринимают слова как явление нейтральное и непредсказуемое. В словах профессора содержится идея полной индифферентности экономической науки к вопросам морали. Даже заголовок блога говорит нам об этом - "В первую голову нужно покушать...". Сразу возникает самый простой вопрос: а чем тогда экономист отличается от зоотехника на свиноферме? И если между ними есть отличия, то в чем они выражаются?

Анекдот

Однажды Макиавелли посетило одно весьма влиятельное государственное лицо.
- Вот, - говорит лицо, - я в прошлом году подписал с соседним государством мирный договор, а на прошлой неделе ввел туда железных человечков. Теперь меня называют треплом, не способным держать свое слово.
- Ну, это слишком категоричное заявление. - вздохнул Макиавелли, - Вы проявили тактическую хитрость в рамках военной спецоперации.
- А месяц назад я послал в подарок одной вельможе, известной своей беспощадной критикой в мой адрес, бутылку лучшего вина из своих виноградников.
- Это характеризует вас как человека великодушного.
- Правда, вино было отравлено.
Макиавелли насупился.
- Я бы это назвал одним из средств политической борьбы.
- Но это еще не все. Вчера поползли слухи, что я украл из государственной казны сундук золота.
- Ну разве можно осуждать человека за его стремление жить лучше?! - воскликнул Макиавелли, вспомнив об угрозе бакалейщика не давать ему больше продуктов в долг, если он не расплатиться с ним в течение месяца.
- А не могли бы в таком случае, любезный друг, написать трактат о достоинствах современного государственного деятеля, а то меня все чаще подонком называют.

Так появился на свет трактат "Государь".

    С тех пор времена до появления трактата принято называть темным Средневековьем, когда общество было ввергнуто в пучину лжи, предательств и жестоких убийств. Слава Богу, нам посчастливилось родиться в другую эпоху.
 

19.12.2010г. - 11.04.2011г.

19 декабря первым делом я пошел в ГУМ покупать новые зимние ботинки. Старые стали пропускать воду и если для коротких перебежек дом-метро-офис они еще годились, длительные прогулки по свежему воздуху в них были противопоказаны. Одев новые белвестовские тут же в магазине, я решил оставить старые в баре "Лондон" напротив ГУМа, чтобы не тащиться с ними домой. Там встретил Лену Тонкачеву. Она была в приподнятом настроении. У нее зазвонил телефон и, пока она слушала, ее лицо начало мрачнеть. Так мы узнали об избиении Некляева на Немиге. Я проводил ее до Немиги и отправился на Кастрычницкую. Потом вместе со всеми прошел по проспекту до площади Незалежности и пробыл там до момента, когда появился ОМОН. Для меня как иностранного гражданина стычка с правоохранительными органами могла закончится депортацией. Пришлось уйти, хотя чувство было поганое, потому что со стороны мой уход выглядел как трусливое бегство. Я пошел пешком до Академии наук. На площади Победы видел, как на другой стороне милицейские машины с сиренами прижали к тротуару джип. Позже узнал, что в машине были Андрей Санников с Ириной Халипп.

На злобу дня

Сегодня меня напугала реплика Ильи Мильштейна на "Гранях":
Ибо в войне компроматов обычно побеждает тот, кто бьет ниже пояса, оттого у студии "ФСБ-продакшн" в этой номинации и нет пока конкурентов. Конкуренты появятся, когда западные режиссеры и продюсеры научатся копировать этот стиль и человек, похожий страшно сказать на кого в компании страшно подумать с кем, окажется в кадре.
Страх вызывает готовность российского либерала использовать методы своих противников. Ведь ясно как божий день, что абсолютная бессовестность путинистов и есть та идеологическая основа, на которой держится современная российская власть. "Все дозволено". Только власть предержащие не учитывают одного побочного эффекта этого волшебного мировоззренческого зелья - Смердяков повесился, а Раскольников чуть не повесился. И кажется им, что они то как раз из тех, кто "право имеет". Им и невдомек, что раскольниковская вера в существование людей, которые "право имеют" - самая что ни на есть иллюзия. Много лет назад в статье "О русской литературе" я упоминал эпизод из сериала "Закон и порядок" (9-ый сезон, 24-я серия), где генеральный прокурор Нью-Йорка одергивает своего помощника, готового переступить через закон в борьбе с русской мафией.

- Но ведь свидетелей и сотрудников прокуратуры убивали. Это и есть препятствие суду. Эти негодяи разрушают всю систему уголовного судопроизводства.

- Спустись на землю. В этом городе были беспорядки, убийства полицейских, нападения на административные здания, но мы справились с этим, не нарушая конституции.
- Но теперь у нас меньше сил и средств.
- И меньше законности? Ты хочешь в этом уподобиться им?
 

Как правильно имитировать имитацию

    Неделю назад я посмотрел фильм об Алане Тьюринге "Игра в имитацию" с Бенедиктом Кэмбербетчем в главной роли. Авторы все сделали добротно и профессионально. Именно так сегодня снимаются биографические киноповести о гениях, признание к которым пришло не сразу. Мы видим косных, недальновидных чинуш, ставящих палки в колеса научно-технического прогресса, и не можем понять, как можно быть настолько тупым и не видеть очевидного. И вот это чувство мне не понравилось. Потому что большинство из нас испытывало бы к Тьюрингу те же чувства, что мы видим на лицах его непостредственных начальников. Даже сослагательное наклонение тут не обязательно. Ведь с таким же брезгливым непониманием мы воспринимаем сегодняшних тьюрингов и эйнштейнов. Об этом год назад я писал в "Эпилоге". У меня появилась идея, как отразить данный феномен в биографических фильмах, которые так популярны в последнее время. Нужно всего лишь снимать его с позиции не сегодняшнего дня, а современников героя фильма. Пусть фильм рассказывает о самоотверженной работе ведомства, в котором работал Тьюринг, но так, словно мы ничего не знаем о будущем. Кто в таком случае будет восприниматься героем повествования? Вот пусть о нем и идет речь.