2008. gada 27. sept.

Короткие невстречи. Эпизод I

В детстве я читал роман Виноградова о Стендале "Три цвета времени". Автор сокрушался по поводу того, что французский писатель так и не встретился с одним историческим лицом, кажется Наполеоном. 19-го сентября на портале Diena узнал, что 17-го в Риге в рамках кинофестиваля Arsenāls была возможность встретиться с Кирой Муратовой. Мелькнуло чувство разочарования, хотя навряд ли я бы пошел. Несколько лет назад по радио услышал, что через пару часов состоится встреча с Питером Гринуэйем, вход свободный. Я сначала всполошился, но потом передумал. Куда я собираюсь, зачем, кого я хочу встретить? Самое короткое расстояние, на которое можно приблизиться к художнику, - это его произведения. Попытки сблизиться, сокращая расстояние в пространстве, - всего лишь оптический обман. "Дальше локтя не пойдешь или колена" и "Можно быть рядом, но не ближе, чем кожа".

У Хайдеггера есть рассуждение по поводу творческих вечеров, которые, судя по отрывку из Аристотеля, были популярны еще в древней Греции:

«История Аристотеля гласит: "Рассказывают о слове Гераклита, которое он сказал чужеземцам, желавшим встретиться с ним. Придя, они увидели его греющимся у духовки. Они остановились в растерянности, и прежде всего потому, что он их, колеблющихся, еще и подбадривал, веля им войти со словами: «Здесь ведь тоже присутствуют боги!»"

Рассказ говорит сам за себя, но кое-что в нем стоило бы подчеркнуть.

Толпа чужеземных посетителей, с любопытствующей назойливостью желющих видеть мыслителя, при первом взгляде на его жилище разочарована и растеряна. Она ожидала застать мыслителя в обстоятельствах, несущих на себе в противоположность обыденной незадачливости человеческой жизни черты исключительности, незаурядности и потому волнующей остроты. Толпа надеется благодаря посещению мыслителя набраться известий, которые - хотя бы на некоторое время - дадут материю для занимательной болтовни. Чужеземцы, желающие его посетить, думают увидеть его, возможно, как раз в тот самый момент, когда он мыслит, погруженный в глубокоумие. Посетители хотят "ощутить и пережить" это не для того, чтобы, скажем, самим заразиться мыслью, а просто для того, чтобы иметь возможность говорить, что они видели и слышали такого-то, о ком люди опять же всего лишь говорят, что он мыслитель.

Вместо этого любопытствующие находят Гераклита у печи. Это совершенно обыденное и неприглядное место. Вообще говоря, здесь пекут хлеб. Но Гераклит занят у очага даже не выпечкой хлеба. Он здесь находится только для того, чтобы согреться. Так в этом и без того уже обыденном месте он выдает всю скудность своей жизни. Вид продрогшего мыслителя являет собой мало что интересного. И любопытствующие тоже сразу теряют от этого разочаровывающего вида охоту подходить ближе. Что им тут делать? Обыденное и незаманчивое обстоятельство, что кто-то продрог и стоит у плиты, каждый может сколько угодно наблюдать у себя дома. Зачем для этого надо было отыскивать мыслителя? Посетители собираются уходить обратно. Гераклит читает на их любопытствующих лицах разочарование. Он замечает, что для толпы уже одного отсутствия ожидавшейся сенсации достаточно, чтобы заставить только что прибывших сразу же повернуть обратно. Поэтому он заговаривает, чтобы их подбодрить. Он, собственно, приглашает их все-таки войти словами: "боги присутствуют и здесь тоже".»

"Письмо о гуманизме" (перевод В.В.Бибихина)
 
Где-то когда-то то ли слышал, то ли читал*, что Наполеон терпеть не мог Канта, считал его шарлатаном. Я в этом факте тоже хочу кое-что подчеркнуть. Почему Наполеона раздражал Кант? Дело в том, что эта "тварь дрожащая" из Кенигсберга, которая за всю свою жизнь не только никого не "замочила в сортире", но даже никогда не покидала своего родного города, в каком-то смысле была самым страшным врагом полководца. К чему все эти битвы и походы, десятки тысяч убитых и покалеченных, если какой-то прусский заморыш претендует на такую же долю славы, просто мороча головы всякими трансцедентальными апперцепциями? И в этом раздражении можно разглядеть возникшее у ребенка в карете с игрушечными поводьями подозрение, что на самом деле каретой правит кто-то другой.
_____________________________________________________________
* "«Попы все-таки лучше, чем шарлатаны вроде Калиостро или Канта или всех этих немецких фантазеров», – говаривал Наполеон, ставя в один ряд авантюриста Калиостро и философа Канта и прибавляя, что раз уж люди так устроены, что хотят верить в разные чудеса, то лучше дать им возможность пользоваться церковью и установленным церковным учением, чем разрешать слишком философствовать." Е.Тарле, "Наполеон", 1936

Всякие разности

Короткие неврстречи Льва Аннинского

 

Nav komentāru:

Ierakstīt komentāru