Я сидел на парапете у Национальной Галереи напротив колонны Нельсона. За те несколько дней, что был в Лондоне, эти посиделки уже стали моей старой доброй английской традицией. Лучший способ перевести дух, продолжая получать новые впечатления. Несмотря на начало ноября, стояла теплая, солнечная погода, лишая выражение "туманный Альбион" всякого смысла. По моим подсчетам в центре Лондона ежедневно околачивалось где-то около 100 тыс. туристов, что сводило шансы встретить в этой толпе лондонца почти к нулю. Видимо поэтому даже я на фоне этого интернационала казался вполне английским, о чем свидетельствовали постоянные попытки что-нибудь у меня выяснить. К галерее я обычно приходил с собойкой, купленной в ближайшем или не очень кафе. Наметанным глазом сторожила заметил тянущиеся по небу гуськом словно по оживленной автостраде межатлантические лайнеры. Визуально они пересекали колонну Нельсона где-то посередине. Значит уже больше двух. Солнце справа подбиралось к крышам домов, а над галереей монотонно хлопал лопастями вертолет. Антониони чистой воды. На ступенях снимали группу девочек, распевающих "Вонаби". Чему их только учат, такую натуру прозевать.
Рядом устроились три молодые мусульманки с детскими колясками. Вели они себя неуверенно и настороженно, хотя, судя по детским коляскам, жили в нескольких километрах отсюда. Одна спросила у другой, где туалет, та предложила зайти в галерею. Но я то как местный старожил знал, что туалет находится по лестнице вниз направо. Ничто так не вселяет уверенность в чужом городе и не делает его родным, как знание местоположения общественных туалетов. Национальная галерея, Оксфорд серкес, Риджент парк. Никакие Биг Бены и Тауэр Бриджи не вызовут у вас такой радости и такого чувства облегчения. Поэтому я посчитал просто своим долгом поделиться столь ценной информацией. Если бы им это сказала статуя Нельсона, спустившаяся вниз, навряд ли выражение лиц было бы другим. Но, опомнившись от шока, они все же поблагодарили, хотя все равно пошли в галерею. Для меня так и осталось загадкой, что именно я нарушил - законы шариата, английские нормы приличия или еще что-нибудь, о чем я даже не догадываюсь.
Пока я переваривал произошедшее, слева устроился пожилой ветеран в берете, с наградами. Судя по всему приближался английский аналог Дня Победы. Как ни странно, но в поведении ветерана тоже сквозила неуверенность, словно туристом был не я, а он. На его лице появлялось то выражение радостного возбуждения, то растерянности приезжего в чужом городе. Заметив мое внимание, он приободрился. Это и не удивительно. Самое ценное, что у меня осталось от отца, - орден Красной Звезды с отбитой пулей немецкого снайпера эмалью на одном из лучей. В лице этого ветерана Англия была мне наиболее близка и понятна. Хотелось его поблагодарить, как обычно это делалось на День Победы, рассказать про своего отца, но страх выглядеть pathetic был сильнее, да и печальный опыт общения с мусульманками был еще свеж.
P.S. Не помню, какого числа это происходило, но очень может быть, что в это же самое время в двух кварталах на Пикадили Литвиненко пил свой полониевый чай. Одновременно.
Лондонские рассказы. Part one and half
Рядом устроились три молодые мусульманки с детскими колясками. Вели они себя неуверенно и настороженно, хотя, судя по детским коляскам, жили в нескольких километрах отсюда. Одна спросила у другой, где туалет, та предложила зайти в галерею. Но я то как местный старожил знал, что туалет находится по лестнице вниз направо. Ничто так не вселяет уверенность в чужом городе и не делает его родным, как знание местоположения общественных туалетов. Национальная галерея, Оксфорд серкес, Риджент парк. Никакие Биг Бены и Тауэр Бриджи не вызовут у вас такой радости и такого чувства облегчения. Поэтому я посчитал просто своим долгом поделиться столь ценной информацией. Если бы им это сказала статуя Нельсона, спустившаяся вниз, навряд ли выражение лиц было бы другим. Но, опомнившись от шока, они все же поблагодарили, хотя все равно пошли в галерею. Для меня так и осталось загадкой, что именно я нарушил - законы шариата, английские нормы приличия или еще что-нибудь, о чем я даже не догадываюсь.
Пока я переваривал произошедшее, слева устроился пожилой ветеран в берете, с наградами. Судя по всему приближался английский аналог Дня Победы. Как ни странно, но в поведении ветерана тоже сквозила неуверенность, словно туристом был не я, а он. На его лице появлялось то выражение радостного возбуждения, то растерянности приезжего в чужом городе. Заметив мое внимание, он приободрился. Это и не удивительно. Самое ценное, что у меня осталось от отца, - орден Красной Звезды с отбитой пулей немецкого снайпера эмалью на одном из лучей. В лице этого ветерана Англия была мне наиболее близка и понятна. Хотелось его поблагодарить, как обычно это делалось на День Победы, рассказать про своего отца, но страх выглядеть pathetic был сильнее, да и печальный опыт общения с мусульманками был еще свеж.
P.S. Не помню, какого числа это происходило, но очень может быть, что в это же самое время в двух кварталах на Пикадили Литвиненко пил свой полониевый чай. Одновременно.
Лондонские рассказы. Part one and half
Nav komentāru:
Ierakstīt komentāru