2019. gada 30. jūn.

70-е и "семидесятники"


В недавно прочитанной публикации меня зацепил один абзац:

"Фильмы Манасаровой всё-таки нельзя назвать психологическими, и человеческие души, как ни странно, она не исследует. Ее интересуют исключительно морально-нравственные категории жизни личности, которые уже тогда были устаревшими для кино в целом и для советского кино в частности. Подход Манасаровой хоть и был оригинальным, но оказался слишком ограниченным: если снять "верхний слой" моральной проблематики в ее фильмах - под ним будет пустота."

Пару недель назад я прочитал вот такой отрывок из интервью Натальи Рязанцевой, сценариста "Крыльев" Шепитько и "Долгих проводов" Муратовой, первой жены Шпаликова:

"... просто получилось так, что мужчины в большинстве своем, в силу самой своей природы, стали ломаться, спиваться либо примиряться и мельчать, а на первый план вышел тип Умной Женщины. Умняги... В семидесятых советскую жизнь определяли женщины с их органикой, терпением и выносливостью."

Ольга Седакова не раз в своих выступлениях говорила о наивности и поверхностности "шестидесятников" по сравнению с глубокими и сложными "семидесятниками".

Я в своей публикации, посвященной фильмам "оттепели", написал следующее:

"Иду на грозу" - литература по происхождению, так же как фильм "Если ты прав". Наверное поэтому в обоих случаях нравственные вопросы оказываются на первом плане. И, наверное, поэтому сегодня с вытеснением литературы визуальная форма становится важнее вербального содержания. Эстетика начинает доминировать над этикой. Мораль не фотогенична.

Что же произошло в 70-е годы прошлого века? Как соотносятся человеческая "сложность" и мораль? Кто в данном контексте сильный, а кто слабый?

Почему в 60-е годы вдруг стали актуальны "морально-нравственные категории жизни личности"? Дело в том, что моральный выбор существует только для свободного человека. Во время "оттепели" с ростом свободы росла проблема ее правильного использования.

"... без свободы, без спонтанной самостоятельности человек не является «человеком»... свобода является предпосылкой любой морали. Ведь только перед свободно желающим и свободно действующим человеком стоит проблема принятия решения, и действительно только он может осуществлять выбор. «Метафизической помехой любой морали является отказ от свободы» (Кант). Только свободное решение делает возможным познание и претворение в жизнь обязывающего морально-ценностного порядка. И вообще только свободный человек, наблюдая и самостоятельно осмысливая факты, способен приблизиться к истине. Он привязан к законам логики, но не к мнениям, которые навязывает ему какая-либо внешняя власть. Только свободный человек способен изъявлять свою волю."
Вальтер Ойкен, "Основные принципы экономической политики"

Символами завершения "оттепели" стали процесс над Синявским и Даниэлем в 1966 году и события в Чехословакии в 1968 году. Наступавшие "заморозки" означали возврат к ограничению свободы. Перед теми, кто успел надышаться этой самой свободой, встал непростой моральный выбор: продолжать оставаться свободным несмотря ни на что или смириться с новыми обстоятельствами. И если тем, кто выбирал свободу, приходилось за нее дорого платить; для тех, кто готов был от нее отказаться, этот выбор тоже стоил не дешево, ибо такой поступок считался аморальным. Суть диллемы хорошо показана в фильме Шпаликова "Долгая счастливая жизнь". Романтический порыв героя Лаврова в начале фильма сдувается к его завершению как проколотая шина.


Образ классического героя 60-х сменяет пришибленный "реальностью жизни" Ипполит-Лукашин. Поэтому для тех, кто занимался "заморозкой", было важно освободить "шестидесятников" от "химеры совести", чтобы сломить их сопротивление.

Каким образом это можно было сделать? Объявив "морально-нравственные категории жизни личности" устаревшими, ограниченными и поверхностными. Вместо этических проблем стали говорить о проблемах психологических, даже психических. Принципиальность из области морали перекочевала в список нервных расстройств. Интеллектуальная жизнь ушла на ту самую глубину, о которой говорила Ольга Седакова. На самом деле то, что воспринимается как характеристика 70-х, выросло на почве свободы 60-х. Мамардашвилли, Аверинцев, Бибихин, Пятигорский, Тарковский - птенцы гнезда Хрущева. Их талант созрел к 70-м, но зерна были брошены в 60-е. Настоящие "семидесятники" - это те, кто родился в 50-е годы, чье мировоззрение формировалось в 70-е годы. Глеб Павловский, например, или сама Ольга Седакова.

Здесь наступает самый важный момент, когда необходимо внимательно следить за подменой понятий, происходящей в процессе изложения. Одна такая подмена уже была упомянута, когда следование нравственным нормам становится психическим заболеванием. В случае с расцветом философии в 70-е годы также происходит подмена понятий. Глубина мысли 70-х противопоставляется поверхностности 60-х. На самом деле, как я уже писал, углубление являлось следствием процесса, запущенного в 60-е годы. Просто достичь определенной глубины мысли можно только за довольно продолжительный отрезок времени. Если обсуждение конкретных этических проблем воспринималось властью как проявление свободомыслия, философия по-прежнему оставалась вне радиуса действия радаров советских цензоров хотя бы потому, что они были не в состоянии ее понять. И вот эта специфика советской действительности в 70-х годах прошлого века преподносится как доказательство того, что этика к тому времени просто устарела.

В те же 70-е появляется "сложный человек", идущий на смену "простому" герою 60-х. Его сложность обычно выражалась в избирательности следования нормам морали. Эту избирательность стали также называть "психологизмом", приближенным к "реальности жизни". Таким образом моральная нечистоплотность стала признаком интеллектуальной глубины, а следование нормам морали, в свою очередь, - признаком поверхностности и даже примитивности.

Чтобы продолжить обсуждение проблемы, рассмотрим ближе категории "сложность" и "простота". Сегодня смартфон - предмет повседневного пользования для большинства населения планеты Земля. Предыдущее предложение также имплицитно утверждает, что данное устройство является простым в обращении. Но является ли оно простым устройством как таковым? Нет, не является. Смартфон - квинтэссенция научно-технического прогресса, в производстве которого использованы сложнейшие технологии, не говоря уже о программном обеспечении. И при этом пользоваться им в состоянии даже пятилетний ребенок. То есть сложность устройства может сочетаться с простотой его использования. Если экстраполировать данный пример на людей, простота в поведении не исключает сложности и глубины индивида. Даже наоборот. Запутанность и противоречивость поведения могут служить признаком небольшого ума. Нормы морали - результат тысячилетнего опыта человечества. Не каждому человеку за свою короткую жизнь удается постичь глубину смысла, скрывающегося за простыми этическими требованиями, также как большинство из нас не понимает, что происходит в смартфоне после клика по той или иной иконке на экране.

Но если в случае со смартфоном легко убедиться, насколько сложна технология, использованная для его производства, в случае с этикой все не так просто. Чтобы разобраться с "железом" в этом случае, необходимо углубиться в историю философии, ибо мир, в котором мы живем, является результатом исторических процессов не только 20-летней или 30-летней давности, но также 500-летней и 1000-летней.

Религия на протяжении тысячелетий разрабатывала и подгоняла нормы морали для простого и эффективного использования. При этом религиозная вера служила гарантом их исполнения. Со временем нормы морали стали восприниматься как часть естественной природы человека, что привело к отказу от религии как устаревшего гаджета, в котором больше нет необходимости. Интерфейс на протяжении столетий продолжал успешно работать без вмешательства богословов и священников. Но, как и любая сложная система, без должного обслуживания она стала сбоить и "зависать". На смену священникам пришли психологи, пытающиеся отремонтировать каждый "прибор" по отдельности. Но проблема в том, что человек - "сетевой прибор", для его нормального функционирования нужно отлаживать не каждого индивида по отдельности, а "сетевые настройки" в целом.

Продолжение

10 comments:

  1. тут как бы еще и крах утопии.
    Люди чья молодость пришлась на 1953-1968 жили в определенной утопии. Потом она кончилась. Коммунизм не наступил. И дальше надо было пытаться осмыслить мир в котором живешь.
    Утопия была основана на том что как бы само собой происходило. Шестидесятники только пожинали плоды. И вдруг наступает кризис. Человек понимает что то во что он верил не сбудется.
    Человек к этому не готов и потому подавлен.
    А тот кому в 1968-м было менее 20 тот не романтик. Утопии нет. Но и радости жизни тоже. Он как бы прагматик. Часть этих людей и создали так называемый сталинизм или неосталинизм. Утопия левая сменилась утопией общетоталитарной.

    AtbildētDzēst
    Atbildes
    1. Так называемая коммунистическая утопия мало чем отличалась от христианской идеи строительства царства Божьего на земле. Но в христианстве не указаны сроки данного строительства. Это непрерывный процесс. Не думаю, что подавленность "шестидесятников" была обусловлена разочарованием в коммунистической утопии. Это как в анекдоте про пьяниц, винивших в плохом самочувствии на следующее утро несвежую ириску, которой они закусывали. В нулевые происходил похожий процесс без каких-либо утопических идей, если не считать таковой желание построить свободное демократическое общество с рыночной экономикой.

      Что касается норм морали, то уже второй десяток лет я придерживаюсь определенной точки зрения на ее эволюцию. К 15-му веку христианские нормы морали укоренились в сознании европейца на уровне здравого смысла. Поэтому они стали восприниматься как естественная природа человека. Об этом я пишу в тексте. Этот естественнонаучный подход к морали привел к ницшеанской идеи моральных ценностей, которые человек выбирает для реализации воли к власти. Все потрясения 20-го века стали результатом господства этой ницшеанской идеи. Марксизм с диктатурой пролетариата мало чем отличался от ницшеанства.

      С третьим комментарием я согласен.

      Dzēst
    2. у меня иногда такое ощущение что революция 1991 года была не потому что много народу было за демократию, а потому что те которые против нее были психические небоеспособны.
      То есть небоевые победили еще более небоевых. И вот эти катастрофические изменения в сознании... Я вообще не понимаю их. У людей какие-то ложные воспоминания. Как будто все были за советскую власть, но сейчас никто не думает ее восстанавливать. Какое-то очень странное состояние сознания. Мне непонятное.

      Dzēst
    3. я никогда не был христианином. Строго говоря мне не очень понятна христианская мораль. Мне понятен христианский фанатизм.
      Но простое изучение быта и исторических событий позволяет делать вывод что переход из средних веков к новому времени это переход от мистического сознания к рациональному. Реанимация демократических идей в Европе и связана с тем что люди низкого происхождения стали требовать от людей высокого соблюдения тех правил которые как бы обязательны для всех. Паства стала проверят пастеров на соответствие учению.
      Отсюда революции (английская, голландская и далее) отсюда протестантство как борьба мирян с клиром.
      Для церкви 19 века происхождение человека уже не было определяющим в его церковной карьере. А наличие у иерарха любовниц и тайных детей вообще было нонсенсом. А для века 15 это было вероятно обычным.

      Dzēst
  2. человек иногда принимает решения которые для него очевидны как неверные. Просто он не знает что делать если не делать этого.
    Моральные категории прошлого применялись не просто избирательно а прямо по принципу "что положено Юпитеру не положено быку".
    В некоторой смысле все движение от средних веков к веку 19-му и есть движение к буквальному исполнению правил.
    А век 20-й это понимание что правила не исполняются. И тут выбор или отказаться от правил или вернуться к избирательности.
    И психологические теории о том что человек собой не управляет отсюда же.

    AtbildētDzēst
  3. получается что у человека условно 30-х-40-х годов рождения во время Оттепели не было конфликта с государством.
    Он поддерживал государственную идеология как он ее видел. Он не задумывался об общих вопросах. Они для него были решены. Все негативное было таким "тяжелым наследием Культа Личности" которое скоро должно было уйти.
    И вот он решал частные вопросы. Думал о морали в жизни каждого человека.
    Потом окажется что эти самые отдельные недостатки обязательная часть системы. И люди поделятся на тех кто принимает систему в таком виде и тех кто против нее. Даже молча, но против.
    И поэтому условно молодой человек 1963 года думает что живет с самой лучшей стране в самое лучшее время. И при этом он оценивает людей по критерием русской интеллигенции второй половины 19 века.
    Молодой человек 1978 года или считает свою страну неправильной. Он "прозападный". Или считает что его страна то что надо такая ка она есть. А некоторый уже тогда считали что страна плохая, а хорошая была до 1953 года

    AtbildētDzēst
    Atbildes
    1. Я читал Ваши комментарии, но для ответа нужно хорошенько подумать, а сейчас на это не хватает времени. Да и сам текст является результатом не многодневных, а многомесячных размышлений.

      Dzēst
  4. намеревался писать об этом к юбилею Ленина. Но вам скажу заранее.
    Представляется мне что конец марксизма начался с НЭПа. Если люди согласились на такое отступление от идеологии они готовы быди согласится с чем угодно. Пройдет еще время и они согласятся со сталинским тезисом об усилении классовой борьбы по мере движения к коммунизму.
    Так и людю начала 90-х согласились с приватизацией в том ее варианте который был и после этого согласились с "сильной рукой".
    В обоих случаях произошла какая-то перезагрузка режима. Старый не мог ужержаться, революция, новый режим не такой как старый. Путин у нас такой Наполеон. Это не королевство и не Первая Республика. Французы называют это Первой Империей. У нас тоже что-то новое

    AtbildētDzēst
    Atbildes
    1. Дело в том, что НЭП не был простым капризом Ленина или кого-то еще. НЭП был признанием того, что у большевиков не было никаких реальных инструментов управления экономикой. Об этом писал Вальтер Ойкен: "По-видимому, Маркс считает, что при коллективной собственности регулирование экономики станет осуществляться само собой. То, что он вообще не видел этого решающего вопроса, имело серьезные практические последствия повсюду, где его мышление приобрело влияние." Сталинские репрессии были единственным способом осуществления марксистской идеологии. Других способов нет.

      Dzēst
    2. да. Причем в начале 20-х никакие рапресии им бы не помогли. Раскулачивать было просто некого.
      НЭП был капитуляцией. Марксизм кончился. Началась афера в чистом виде.
      Но почему в 1992-м демоераты соглавились на аферу? Ведь мини гражданская война 1993 была из-за неудач начавшихся реформ. Зачем так было?
      Чубайс прямо говорил в каком-то интервью что ом нужны были союзники и они хотели найти их в лице тех кто обогатился на приватизации. То есть был расчет на изначально преступную экономику и преступные методы управления.
      Дальше происходит монополизация через то что все кто нахапал присягнули на верность первым лицам государства. И монополия экономическая дополнилась монополией политической

      Dzēst